Хостинг Игровых Серверов

Наблюдая за этими бунтами – в частности, слушая чётко
излагающих свои мысли молодых людей в Анкаре, Рио или Каире –
задаёшься вопросом, может ли эта волна распространиться на
аналогично прогнившие демократии Азии. В азиатских государствах
тоже есть хорошо образованная молодёжь, посредством современных
технологий подвергшаяся воздействию реальности более совершенного,
более чистоплотного государственного управления где-то ещё. И
многие проблемы, к которым эти протесты обращаются, с избытком
представлены и в Азии: высокомерные, потерявшие связь с
действительностью правительства; «выбороупорные» фальшивые
технократии, функционирующие как неподотчётные никому олигархии;
поверхностные, политические партии для своих, не обеспечивающие
граждан сколько-нибудь выразительным «приводным ремнём» их
пожеланий; массовая коррупция в правительстве и бизнесе;
расточительные и бесполезные госрасходы ради завоевания мирового
«престижа» при недофинансировании ежедневных государственных услуг
вроде здравоохранения и образования; закрытые структуры обеспечения
политических возможностей, которые регулярно вознаграждают
инсайдеров и крупные корпорации с личными связями в государстве;
богатые, изолированные элиты, находящиеся со своим 1-процентным
стилем жизни в диком несоответствии с остальным населением…
Это не только Бразилия, Турция, Египет или ЕС-Брюссель. Это ещё и
Азия – компромата для сбора тут предостаточно. Пойдёт ли эта
волна дальше?

В последние недели между мной и экспертом по процессам перехода к
демократии Джеем Ульфельдером имело место продолжительное общение
по данному вопросу в «Твиттере». Джей ведёт замечательный сайт,
посвящённый причинам и последствиям социальных беспорядков,
модернизации и демократизации, а также участвует в новаторском
проекте «Благоразумие», который пытается найти ответы как раз на
такого рода вопросы. Джей спросил, к каким странам указанные
закономерности применимы в Азии. Среди демократий я первым делом
подумал об Индии, Филиппинах и Южной Корее (принимая во внимание
очевидные трудности, с которыми сталкиваются уличные протесты в
недемократических странах). Разве эти страны управляются лучше, чем
Бразилия? Сомневаюсь.

Индия печально известна своей коррупцией, и при этом одновременно
славится высоким качеством своего образования. Это противоречивое
сочетание, помимо прочего, гарантирует впадение разочарованной
молодёжи или в апатию, или в уличный гнев. В Индии крепкая
демократия, но её политические партии слабо оформлены
организационно, часто бывают привязаны к своей этнической или
локальной принадлежности и подвержены контролю элит – даже
семейному контролю, в случае Конгресса. Для передачи меняющихся
политических предпочтений, а не племенных идентичностей, проводники
из них никакие. А госуправление в Индии – т.е. фактическое
предоставление услуг – проявило себя не с лучшей стороны, как
стало ясно из привлекшей к себе внимание мира неудовлетворительной
реакции сил правопорядка и государства на сексуальное насилие. И в
самом деле, можно утверждать, что антикоррупционная кампания Анны
Хазаре была местным аналогом движения Occupy на Западе и
предвестницей недавних событий в Бразилии и Турции.

Филиппины тоже имеют характерные особенности сродни тем, что движут
протестами в Бразилии и Индии. Как и они, это преимущественно
развивающаяся страна с особенно скудными ресурсами. Следовательно,
социальные издержки коррупции здесь выше, чем в богатых странах,
что порождает более острое восприятие ущерба. Из трёх допущенных
мной возможностей азиатского протеста, коррупционные показатели
Филиппин по версии Transparency International самые худшие –
105 место из 176 стран (Индия на 94-м, Южная Корея – 45-я).
Почти как во всех упомянутых здесь случаях, у неё тоже слабая,
основанная на личных связях партийная система. Характеризуясь
наличием давнишних семейных династий, она вполне обоснованно
подпадает под описание олигархической. Соответственно, голосование,
как часто бывает в таких случаях, почти ничего не меняет, поскольку
«глубинное государство» (derin devlet – термин, обозначающий
группу влиятельных антидемократических структур в политической
системе Турции, состоящую из высокопоставленных представителей
спецслужб, турецкой армии, судебной системы, правоохранительных
органов и организованной преступности; прим. mixednews.ru)
сохраняется независимо от того, кто выиграл. И как в Бразилии или
Турции, государственное управление неэффективно – вообще-то
настолько, что Филиппины числятся в рейтинге несостоявшихся (и
близких к ним) государств журнала Foreign Policy. В сочетании с
англоязычной грамотностью и богатой историей движений
«народовластия» страна тоже является хорошим кандидатом на
гражданские волнения.

И, наконец, все эти бразильские проблемы особым образом существуют
в Южной Корее – а в некоторых областях не без оснований и
того более. Я уже несколько лет задаюсь вопросом, почему нет более
сильного популистского гнева и протеста против непотичной,
сеулоцентричной олигархии чеболей, которая так извращает корейскую
демократию. О коррупции корейских конгломератов и их сомнительном
доступе к творцам политики ходят легенды. Крупные корпоративные
скандалы в сегодняшней Корее – обычное дело, как и
возбуждение уголовных дел в отношении каждого корейского
экс-президента. Несмотря на нахождение страны в «Большой
двадцатке», корейские политические партии остаются элитарными
клубами, меняющими свои названия в зависимости от требований
сиюминутной выгоды, со слабым влиянием на народное воображение. В
ходе прошлогодних выборов, когда свою кандидатуру снял независимый
реформист Ан Чхоль Су, корейская молодёжь рыдала на экранах
телевизоров, и её явка резко упала, так как президент Пак Кын Хе и
её соперник проходили как взаимозаменяемые кандидаты.

Я пока ещё не встречал в классе ни одного студента, который был бы
высокого мнения о Пак. Действительно, она олицетворяет почти всё,
что есть закрытого и корпоративистского в этой старой, удушливо
консервативной Корее, которую так недолюбливают мои студенты:
многие считают её чопорной и холодной; она отказалась от своего
обещания реформировать чеболи, как только с выборов снялся Ан; она
– дочь самого жесткого южнокорейского диктатора; она –
представитель крупного капитала, имеющего все нужные связи в Сеуле;
ассоциации с её именем активизировали трайбалистское поведение
среди пожилых избирателей и т.д. Корейское «глубинное государство»
наступает.

Разумеется, крайне трудно предсказать начало массовых уличных
протестов, но если я правильно распознал основные структурные
условия нынешней волны, а также если протесты в одном месте роняют
их семена и в другом («каскады»), то олигархические,
коррумпированные демократии Азии будут следующими. В случае с
Бразилией, Турцией и арабской весной искрой для долго копившегося
сухого хвороста гражданского отчуждения стало необычайно
незначительное событие (поднятие платы за проезд на автобусе, снос
парка и унижение уличного торговца соответственно). Не приходится
сомневаться, что хворост наличествует во многих демократиях Азии, в
числе которых можно рассматривать и Индонезию с Малайзией. Но что
может послужить искрой?

Источник.