О России, которую мы потеряли, а точнее – о хлебе и кооперации

О России, которую мы потеряли, а точнее – о хлебе и кооперации

РАЗГОВАРИВАЛА на митинге с молодым человеком из группы обманутых
дольщиков. Поговорили и на общеэкономические темы, и вдруг от него
слышу фразу: «Россия до революции была житницей Европы». Да,
подумала, второе поколение оболванивают писаки. Третье десятилетие
оранжевые оппозиционеры, демократические журналисты, так называемые
национал-патриоты и лукавые политики озвучивают мифы о сельском
хозяйстве царской России: мол, Россия была житницей Европы до
революции и производила такой избыток хлеба, что была главным
экспортером хлеба за границу. А потому – даешь фермерское
хозяйство!

О России, которую мы потеряли, а точнее – о хлебе и кооперации

РАЗГОВАРИВАЛА на митинге с молодым человеком из группы обманутых
дольщиков. Поговорили и на общеэкономические темы, и вдруг от него
слышу фразу: «Россия до революции была житницей Европы». Да,
подумала, второе поколение оболванивают писаки. Третье десятилетие
оранжевые оппозиционеры, демократические журналисты, так называемые
национал-патриоты и лукавые политики озвучивают мифы о сельском
хозяйстве царской России: мол, Россия была житницей Европы до
революции и производила такой избыток хлеба, что была главным
экспортером хлеба за границу. А потому – даешь фермерское
хозяйство!

Но практика разрушения коллективных крупных хозяйств, начавшаяся
после указа Ельцина 1992 года, подорвала продовольственную
безопасность страны. Вот уже и съезды сельхозпроизводителей
проводятся под весьма красноречивым названием «Сельсовет». И уже
правительство и президент осторожно высказываются в защиту
кооперации в сельском хозяйстве. Пыл разрушения поумерился после
того, как много было разрушено и производство продуктов питания в
России уменьшилось на треть по сравнению с советским периодом.

Лукавых политиков нет смысла убеждать, и потому моя дореволюционная
цифирь предназначена в большей степени для второго (с 1989 года)
поколения ура-патриотов, которые продолжают твердить: Россия
житница Европы.

Великий знаток человеческих душ мой любимый Чехов! Вспоминаю его
«Попрыгунью». Как наглядно Чехов показал, что в погоне за мифами мы
не замечаем того хорошего, что было рядом с нами. Вот гоняются
– мода нынче такая – за значительными юбилеями. А
настоящий юбилей и прозевали. В Ярославской губернии прозевали
настоящий 100-летний юбилей: 26 января 2013 года исполнилось ровно
100 лет со дня первого съезда кооперативных учреждений Ярославской
губернии. Но кто ж из нынешних ярославских властей знал, что такой
юбилей надо отмечать с помпой! Ветры в пользу кооперации вроде бы
задули, когда президент высказался о пользе кооперации, но через
три месяца после юбилея. И наши местные промахнулись.

***
В Ярославской областной библиотеке им. Некрасова хранится 39
выпусков земской статистики
, которая наглядно характеризует
состояние производительных сил в сельском хозяйстве Ярославской
губернии в конце XIX и начале XX века. После «великих реформ»
Столыпина надворная перепись 1902 года свидетельствует, что
безлошадных крестьянских хозяйств в Ярославской губернии было
35,2%, а без наделов земли было уже 7,3% хозяйств. Последняя цифра
говорит о полном разорении крестьянского двора. В 1902 году на
отхожие промыслы ушло 202 тысячи крестьян – в основном это
было мужское население, именно такое количество паспортов было
выдано. Такая цифра говорит о том, что фактически 25 крестьянских
хозяйств не справлялись с нуждой, не могли прокормиться на земле.
Общая доходность десятины (1,09 га) составляла всего 4 рубля.

Какой образ рисовала вся демократическая пресса в отношении
«бедняка-лентяя» – пропойца, не хотел и не умел работать. Не
забыли еще этих демократических побасенок? Получается, что в
Ярославской губернии среди крестьян таковых было – каждый
третий! Но в кого превращался любой справный хозяин, если у него
градом побило посевы, заморозило ранними заморозками лен, снесло
наводнением заготовленное сено? А градобития, ранние заморозки,
наводнения в Ярославской губернии (до строительства Рыбинского
водохранилища) были ежегодными. Об этом тоже есть сведения в
земских справочниках-опросниках.

Еще более тяжелые условия по подворной переписи 1902 года были в
Рыбинском уезде. Безлошадных крестьянских хозяйств 5073 двора
(41%), с одной лошадью 6691 двор (54%), с двумя – 374 двора
(3,1%), с тремя и более – 68 дворов.

И вот далее я стану называть цифры, от которых должно бы стать
стыдно тем, кто посмел называть крестьян-бедняков лентяями. Стыдно
было и мне, потому что целых два года, пока не стала учиться в
ВЗФЭИ и не освоила статистику, я тоже пребывала с промытыми
демократической прессой мозгами.
Вдумайся, читатель, в эти цифры! Без земельных наделов в Рыбинском
уезде в 1902 году было 10% хозяйств, а не сеяли хлеб всего 7%
хозяйств. Это же получается, что и безлошадные, и даже безнадельные
крестьяне старались посеять хлеб?! Следовательно, как минимум 3%
крестьян арендовали чужую землю и работали на чужой лошади, чтоб
только посеять хлеб. А 38% крестьян арендовали чужую лошадку, чтоб
посеять хлеб на своих десятинах земли! И как после этого какая-то
оранжево-белоленточная либеральная сволочь смеет поганить своим
языком трудягу-крестьянина, обвиняя его в лени?!

А дальнейшие цифры еще более укрепят вас в мысли, что наше
крестьянство вгрызалось в земельку до последнего и работало до
седьмого пота. В том же Рыбинском уезде сделали перепись о размерах
засеваемых наделов.

Засевали:
до одной десятины – 24% хозяйств;
от 1 до 2 десятин – 33%;
от 2 до 3 десятин – 19%;
от 3 до 6 десятин – 12%.

А теперь попытаемся представить себе положение крестьянина без
надела.
За аренду земли он отдавал иногда половину урожая. А за
аренду чужой лошади? Что он мог отдать?! Только свой труд! И потому
за чужую лошадку приходилось потрудиться в хозяйстве «крепкого
хозяина». Выходит, с крестьянина драли три шкуры…

Но пойдем дальше в своем повествовании о тяжкой доле русского
крестьянина до революции. Каков же был результат таких
сверхнапряженнейших усилий крестьянина?
Чтобы выявить уровень обеспеченности хлебом в том же Рыбинском
уезде, было обследовано 3339 хозяйств. Большинству крестьянских
хозяйств выращенного на собственном наделе хлеба хватало на семь
месяцев, т.е. до Пасхи. Получается, что у крестьянина и с наделом,
и с собственной лошадкой хлеба тоже не хватало. И только 10%
крестьян обходились без покупного хлеба. Вот те самые «крепкие
хозяева». Но вот только ли своим трудом они пахали, сеяли, убирали?
Не за просто так отдавались в наем наделы, отдавались в наем
лошади. И не за просто так потом, после Пасхи, они ссужали
односельчан хлебом до нового урожая. Половина крестьян покупала
хлеб, но покупала его не на деньги, а за свой труд. Получается, что
у крепкого хозяина батрачило как минимум полдеревни, чтоб он был
«крепким». Наш великий Чехов хорошо рассказал об этом в повести «В
овраге».

Но у крепкого хозяина в действительности батрачило больше, чем
полдеревни.
Демократическая пресса никогда еще не назвала цифру
налогов крестьянина за надел. А царские налоги были поистине
царскими. Как писал Михаил Павлович, брат великого Чехова,
инспектор Ярославской казенной палаты в течение шести лет,
крестьянин за десятину земли уплачивал налог в 1 рубль 97 копеек.
Это притом что доходность десятины (при благоприятных условиях)
была вычислена в 4 рубля. Кто там кричит про огромные налоги при
советской власти? Фактически уже половину урожая вынь да положь в
царскую казну в виде налогов. Вот потому и не хватало хлеба своего
даже у тех хозяйств, у которых и надел свой, и своя лошадка были. А
дворянин платил в царскую казну с десятины земли податей
цельных… 2 копейки. Да-да, две копейки. И к кому же
опять-таки пойдет на поклон тот крестьянин-труженик, у которого
хоть и лошадка есть, но и хлебца не хватает, да и налоги заплатить
надо (подати – как тогда они именовались). Правильно, он на
поклон пойдет всё к тому же «крепкому» хозяину. Так что про семь
шкур с русского мужика не зря говорилось в дореволюционной
прогрессивной свободолюбивой прессе, какой она была до революции в
отличие от нынешних демократических времен.

Так что те 3,1% крестьянских хозяйств, коим и хлеба хватало, и
лошадок было больше чем надо, они были каплей в крестьянском
море
. Но они были очень устойчивы в экономическом отношении.
Зададимся вопросом: а почему? А потому, что фактически это были
коллективные хозяйства, но только батрацкого типа. В таких
«крепких» хозяйствах трудилась за малым исключением почти вся
деревня. За каждую арендованную десятину, за лошадку на пашню, за
лошадку на уборку урожая, на перевозку дров, за хлеб от Пасхи до
сентября, за ссуду на выплату податей. Так что товарными
крестьянскими хозяйствами (что производили хлеб не только для
самообеспечения, но и на продажу) и до революции были не
фермерские, где трудится только семья крестьянина, а именно
коллективные хозяйства батрацкого типа, а проще – кулацкие
хозяйства.

И 90% крестьянских хозяйств Ярославской губернии хлеб не продавали,
а наоборот, покупали у «крепких мужиков» иль у крупных
землевладельцев, что переводили свои бывшие помещичьи усадьбы на
капиталистически лад – применяли наемный труд батраков.
Предвижу возражения, что Ярославская губерния не показатель, так
как находится в зоне рискованного земледелия. Но дело в том, что в
зоне рискованного земледелия находилось 80% посевных площадей
Российской империи.

Обратимся к свидетельству смоленского помещика А.Н. Энгельгардта.
Смоленская губерния, где находилось имение Энгельгардта, имела
более благоприятные условия для земледелия, но там уже с Рождества
крестьяне начинали покупать степной (привозной) хлеб или покупали
хлеб у местных помещиков. К концу весны хлеб покупали все
крестьяне. У кого же денег не было, а по состоянию здоровья не
могли идти в батраки (сильная конкуренция на найм), шли в «кусочки»
– так называлась сложившаяся практика взаимопомощи в
крестьянском мире. И об этом Энгельгардт пишет в своих письмах из
деревни. Вот как там было «прекрасно» до революции: крестьянин,
имевший свой надел и хозяйство, вынужден был идти побираться, чтоб
не умереть с голоду. А.Н. Энгельгардт в журнале «Отечественные
записки» напечатал 11 писем «Из деревни», которые затем в течение
100 лет неоднократно переиздавались отдельным изданием. В
Ярославской областной библиотеке есть также отдельное издание
«Письма из деревни».

Письма А.Н. Энгельгардта со всей очевидностью показывали, куда
катилась российская деревня в условиях капитализма – или к
крупным кулацким хозяйствам при полностью бесправном батраке, или с
тем же батраком к крупным помещичьим хозяйствам, поставленным на
капиталистические рельсы. Фермерское хозяйство, где трудилась бы
только семья фермера, перспективы в наших российских погодных
условиях не имела. Оно рано или поздно превратилось бы в кулацкое
хозяйство или разорилось бы. Кстати, именно из писем Энгельгардта
мы узнаем, что выражение «кулак-кровосос» появилось после 1861
года, задолго до столыпинских реформ, а во время реформ с 1900 года
закрепилось повсеместно.

И главное – А.Н. Энгельгардт задолго до первой революции и до
нашей демократии разоблачил миф, что Россия якобы продает за
границу излишний хлеб. Он на примерах своей сельскохозяйственной
деятельности, наблюдениях за бытом крестьян, видя всю тяжелую
изнанку крестьянской жизни, писал в статьях, что Россия продает за
границу не излишний хлеб, а хлеб, который нужен России. Что из-за
вывоза хлеба поднимаются внутренние цены на хлеб, мужик голодает, а
в деревнях по этой причине высокая детская смертность.

***

«Письма из деревни» А.Н. Энгельгардт писал на рубеже XIX и XX
веков. Но со своими взглядами он был не одинок. Начало XX века
ознаменовалось началом кооперативного движения в России вопреки
намерению царского правительства во главе со Столыпиным вырастить в
деревне новый класс – кулаков, чтоб опираться именно на них,
кровососов, чтоб он стал социальной опорой тогдашних
реформаторов.
А теперь поговорим насчет второго мифа, который раздувают оранжевые
белоленточники, – насчет чужеродности кооперации крестьянской
среде. Вопрос о дореволюционной кооперации в крестьянской среде
неудобен всем – и красным, и белым. Красным потому что
доказывает, что кооперацию придумали сами крестьяне, а большевики
лишь использовали дореволюционный опыт крестьян. Белым эта правда о
кооперативном движении снизу неудобна потому, что им кооперация
вообще не нужна – им более по душе кулацкое иль помещичье
крупное хозяйство, использующее труд полностью бесправных
батраков.
А теперь переходим к вопросу: а что прозевали ярославские власти
зимой 2013 года! А вот что.
22–26 января 1913 года в Ярославле состоялся первый съезд
кооперативных учреждений Ярославской губернии. Перед съездом был
подготовлен ряд справочных материалов. Один из них «Указатель
кооперативных организаций и сельскохозяйственных обществ
Ярославской губернии», год издания 1912-й – имеется в
краеведческом отделе областной библиотеки. Указатель дает такую
картину кооперации в Ярославской губернии к началу первого
съезда.

Нелли ЦАПУРИНА

Оригинал статьи в газете Советская Россия

Мы продолжим разговор и проанализируем эту картину в последующем
материале.

В своих доказательствах автор обращается к свидетельствам
смоленского помещика, знатока русской деревни А.Н. Энгельгардта.
Воспользуемся случаем и познакомим читателя, что называется, с
первоисточником. Вот несколько страничек из его «Писем из деревни»,
которые публиковались в знаменитых «Отечественных записках» XIX
века.

Фрагмент письма из деревни Энгельгардта