Спросите у наших болельщиков: кто из российских футболистов
обладает наибольшим моральным авторитетом? Думаете, каждый укажет
на лучшего или самого опытного игрока любимой команды? Так и
получится.., но только если из опросного листа исключить
полузащитника петербургского «Зенита» и сборной России Сергея
Семака.Спросите у наших болельщиков: кто из
российских футболистов обладает наибольшим моральным авторитетом?
Думаете, каждый укажет на лучшего или самого опытного игрока
любимой команды? Так и получится.., но только если из опросного
листа исключить полузащитника петербургского «Зенита» и сборной
России Сергея Семака. Вы не услышите дурного слова о нем из уст
поклонников ЦСКА, «Москвы» или «Рубина» — клубов, где ему
довелось играть. Но сам игрок главным в жизни считает вовсе не
футбол, а семью и веру.
Без запасных вариантов
— Сергей, Ваш отец был футболистом. Его пример был важен при
выборе жизненного пути?
— Думаю, да, это произошло благодаря любви отца к футболу,
благодаря каким-то генам, что ли. Сам он не был профессиональным
спортсменом, но, мне кажется, мечтал об этом. И дети пошли по его
стопам: и я, и мой старший брат, и младший — все играли на
профессиональном уровне.
— А сам отец не настаивал на этом выборе?
—Он был, конечно же, «за», но чтобы продавливать, мол,
«ребята, ходите, занимайтесь»… В этом не было необходимости,
потому что каждый из нас хотел стать футболистом. Спорт всегда
присутствовал в нашей жизни. Мы все время проводили на улице,
предпочитая командные игры. В советскую эпоху ведь развлечений было
немного: ни компьютеров, ни игровых приставок. Если у нынешних
детей все это отобрать, они же не станут сиднем сидеть дома, а
выйдут на улицу. А на улице что делать? Играть в футбол, конечно.
Но выбор современных детей не на стороне спорта.
—Это плохо?
— Все должно быть в меру. Дети должны иметь представление,
что такое, например, компьютерные игры, потому что оградить их от
того общества, в котором мы живем, просто невозможно. Но нужно
приучать их делать правильный выбор, чтобы они знали, где
остановиться.
— Какого тренера Вы вспоминаете с наиболее теплым
чувством?
— Самого первого — Валерия Васильевича Белокобыльского,
который не дал погибнуть чувству симпатии к футболу, развил личные
качества, которые помогли и в спорте, и в дальнейшей жизни. Он был
учителем физкультуры, на добровольной основе тренировал детишек и
добился с ними больших успехов. Помню, в секции был большой
недобор, но и тем количеством мы играли очень достойно.
— А если бы не получилось с футболом? Имелся ли запасной
вариант?
— Стать президентом (смеется). Я был так воспитан с детства
— хотелось помочь обездоленным, хотелось, чтобы всем жилось
хорошо и счастливо. Я по своему недалекому уму считал, что сделать
это может только президент… Если бы не получилось в футболе,
тогда пришлось бы выбирать из того, что меньше нравилось… Но
мне повезло.
— Вы думаете, это везение?
— Мне понравилась фраза одного из тренеров сборной России по
художественной гимнастике. Она сказала, что в жизни спортсмена то,
что предначертано свыше, играет первоочередную роль, а трудолюбие и
талант — вторичны.
Все в жизни справедливо
— Среди Ваших воспоминаний какие более яркие: «футбольные»
или «житейские»?
— Те, что связаны с близкими людьми. Я помню детские турниры,
первый матч, первый стадион… Но потом такие воспоминания
притупляются, когда ты связываешь свою судьбу с другим человеком,
рождаются дети… По силе эмоций это нечто несоизмеримо
большее.
— Плохое запоминается?
— Ничто так не запоминается, как неудачные матчи. Они
хранятся в памяти гораздо дольше, чем что-то хорошее. Если ты
выигрываешь, то очень скоро начинаешь думать: путь пройден, впереди
новая цель. А вот осадок дурного в жизни (не только в футбольной)
изжить очень трудно, много времени должно пройти, чтобы ты забыл ту
или иную неудачу. Но все в жизни по заслугам, все справедливо.
Нужно с честью выдержать испытание и идти дальше.
Потребность в храме
— А своих детей Вы профориентируете как-то?
— Даже не пытаюсь. Младший сын занимается футболом, мечтает
стать футболистом. Старший в свое время тоже мечтал: но, скажем
так, любил играться, не любил играть… Я думаю, можно
научиться, но нельзя научить. Если у человека нет желания и нет
трудолюбия претворить это желание в жизнь, результат в любом случае
будет нулевой.
— Эта Ваша педагогическая установка распространяется на веру,
церковность?
— Нет, это касается только спорта. В вопросах веры я мягко,
но в то же время требовательно, какие-то элементарные вещи не то
чтобы заставляю… прошу запоминать. Должна быть дисциплина:
некоторые вещи детям нужно делать обязательно, а в отношении
некоторых они могут сделать самостоятельный выбор. Не так много у
них обязанностей в жизни, чтобы уклоняться. Мы (я или супруга,
когда у кого время есть) стараемся раз в неделю причащать всех
детей. Ежедневно читаем вечерние молитвы. Утренние не получается,
потому что очень плотный график. Впрочем, не могу сказать, что мы
сами очень просвещены в этом вопросе. Но пытаемся потихонечку
прогрессировать. Читаем жития, слушаем записи проповедей. Наш
семейный батюшка, зайдя в гости, конечно же, просвещает нас.
— А когда Вы сами пришли в Церковь? В детстве?
— Мы часто возвращаемся к тому, что узнали в детстве…
У меня бабушка была верующая. Не особенно воцерковленными были
родители: и храма не было поблизости, и политический строй к этому
не располагал. Потребность в храме была у меня практически всегда,
начиная с 16–17 лет. Куда бы я ни приезжал, я везде старался
ходить в храм. Сейчас я периодически езжу в АнтониевоДымский
монастырь, дружу с настоятелем и монахами.
— Почему именно АнтониевоДымский? Это же довольно
далеко, глухомань?
— Глухомань как раз и прельстила (улыбается). Как сказал мне
тамошний звонарь, в погоне за преображением монастыря и
облагораживанием территории важно не потерять самих себя. В том и
прелесть этого монастыря, что толпы паломников, заполняющие более
известные обители, туда еще не добрались.
— В «Зените» много верующих людей?
— Достаточно. Вопрос, о какой вере идет речь. Я думаю, каждый
человек верит. В моей жизни атеистов практически не встречалось. Но
каждый приходит к Богу в свое время.
— А суеверных?
— Я бы назвал это не суеверием, а привычкой. Кто-то привык
сначала надевать правую бутсу, кто-то вставать с кровати или на
поле выходить с определенной ноги. Я к этому спокойно отношусь.
— А чем общение со священником помогает футболисту?
— Ничем. Футбол — это просто работа, которую ты должен
сделать хорошо. А священник помогает разобраться в вопросах,
касающихся твоей жизни. И это гораздо важнее. Игра очень
недолговечна, нужно заботиться о болезнях души, а не о том, что
происходит на поле.
Этика на газоне
— В церковной среде существует неоднозначное отношение к
спорту. Многие священники заявляют, что это дело бесполезное или
даже вредное. Вы как-то разрешаете это противоречие?
— Можно понять тех, кто так говорит. Но, вопервых, это
моя работа. Вовторых, нация должна быть здоровой. Физическое
напряжение в том или ином качестве должно присутствовать в жизни, и
футбол это напряжение дает современному человеку. Что в этом
плохого?
С профессиональным футболом сложнее. С одной стороны, это борьба
страстей, но с другой, не зря ведь серьезные соревнования
благословляют священники, служатся молебны, чтобы выступления были
успешными. Каждый спортсмен на международных соревнованиях
чувствует себя частью страны. Он сражается не только за награды и
материальные блага. Главное для него — защитить честь родины.
А страсти… главное, чтобы они оставались на стадионе.
Воина ведь тоже можно оценивать двояко. Любая война — это
смерть, страдания. Но мы прославляем воинов, которые идут в бой за
Отечество и за веру. Так же, мне кажется, нужно относиться и к
«воинам» спорта.
— Существует расхожее мнение, что футболисты зарабатывают
миллионы долларов