Сильных у нас все еще много. Мудрых тоже… есть. А вот
интересных мало. Сильный говорит: все сломаю. Мудрый говорит: все
пойму и объясню. Есть еще «продавцы таблеток от всех болезней», то
есть шарлатаны. А интересный говорит иначе: не в лоб и не по лбу,
не вправо и не влево, а иначе. Вот это «иначе» и есть жизнь, где не
все объясняется и не все ломается.
В прошлом еще году я писал статью о Розанове Василии Васильевиче,
озаглавленную «Фрейд для православных». Ныне получил я на нее
гневную реакцию и призыв покаяться. Я-де (вместе с ним —
Розановым, разумеется) проповедник разврата или что-то в этом роде.
Думал не отвечать. Но уже и один из прихожан пришел с возмущенными
вопросами, и значит, отвечать придется. Хотя не хотелось бы. Не
хотелось бы очевидное доказывать. Впрочем…
1) Тексты свои я пишу не для всех. Любой автор рассчитывает на
некую читательскую аудиторию, за пределами которой его либо не
поймут вообще, либо анафематствуют (с поразительной русской
легкостью). Я не пишу только для храмовой проповеди или воскресной
школы. Есть наши люди и не стоящие в храме пока. Есть люди читающие
и думающие. Им тоже нужно знать, что Церкви, кроме Типикона еще
многое и понятно, и интересно.
Некоторые тексты именно для этих взрослых умом людей. И в отношении
некоторых моих, равно и любых других, текстов совет простой. Вы
— хозяин. Как с телевизором. Пульт же в руках: не нравится
это — ищу другой канал, не нравится ничего — нажимаю
off. То есть, не нравится — не читайте. Лично я сам
так поступаю.
2) Розанов вовсе не порнограф. Таких последних в его времена уже
было море разливанное. Начало «новой эры» пахло потной спальней.
Наша же эпоха и вовсе порнографична. Кто хочет спорить, с тем не о
чем разговаривать. Внутри этой эпохи Розанов целомудрен. Он
благоговеет перед полом, а не проституирует его. Он брак воспевает.
Он мещанин, если угодно. Так его многие и называли (А. Ф. Лосев,
например).
Но мещанство можно ругать, когда быт налажен, а стремление к Богу
заменено ритуалом. Когда же быт разрушен, а стремленье к Богу
вообще исчезло, то певец быта превращается в проповедника старой
доброй старины: самовара, ягод с чаем, детских пеленок, книжки при
керосиновой лампе… Ничего в этом плохого нет, я уверен.
3) Он умен, Василий Васильевич. И он интересен. Сильных у нас все
еще много. Мудрых тоже… есть. А вот интересных мало. Сильный
говорит: все сломаю. Мудрый говорит: все пойму и объясню. Есть еще
«продавцы таблеток от всех болезней», то есть шарлатаны. А
интересный говорит иначе: не в лоб и не по лбу, не вправо и не
влево, а иначе. Вот это «иначе» и есть жизнь, где не все
объясняется и не все ломается.
4) Лосев называл Розанова «половых дел мастер». Это точные и
ироничные слова. Бродский как-то назвал его «не мыслителем, но
размыслителем». И это точные слова. А о. Андрей Кураев где-то
обмолвился, что Розанов — «юродивый русской литературы (или
философии)» Вот это совсем правильные слова. Зачем нужны юродивые?
— Обличать ханжество и обрядоверие. Зачем они в литературе?
— Делать то же самое.
Никто иной, как Розанов, говорил, что в идеале-то у нас сплошь одна
святость, только в быту — сплошь свинство. Об этом мы, мол,
не говорим, об этом не пишем, об этом и заикаться боимся, потому
как святые. Но в быту-то и грязь, и тьма, и полное невежество. Для
всего, что с полом связано у нас кроме всемирно известного мата и
слов-то нет. А сам трехэтажный мат людям с детства известен. И это
не революцией принесено, а задолго «до того как» цвело и пахло, то
бишь — смердело.
Не есть ли это обратная сторона завышенных изначально планок, плюс
— полное отсутствие ежедневного научения народа? Ну конечно.
Это оно и есть. Только кто об этом скажет? В синодальные времена
рты всех почти проповедников были залеплены медом. Так сладко было
на устах, что диву даешься, как сладость без следа испарилась.
Говорить честно могли миряне, да и не все, а юродивые. Вот Василий
Васильевич — один из них.
4) Любить — не значит канонизировать. Мне далеко не все в
творчестве Розанова нравится. Но любить — это значит на одной
странице книжку отбросить, на другой — захлопнуть с гневом, а
потом третью открыть и перл найти. Вы не так читаете? Вы хотите,
чтоб только по маслицу — по маслицу. А вот прот. Георгий
Флоровский говорил, что любого из отцов при сильном желании
можно обвинить в ереси. Это при желании, и — отцов.
Кто ж говорит, что какой-то Розанов во всем прав? Я не говорю. Я
только говорю, что он умнее и живее многих. Вот Синод со своей
канцелярщиной мучился-маялся с Толстым и не знал долго, что же
сказать. А Розанов только пару слов сказал. Толстой, сказал он,
гениален, но не умен (во как!). Толстой, говорит, нравственнее
нынешнего Синода, но Толстой восстал против всей Церкви, а в ней
есть Василий Великий и Иоанн Златоуст, которым Толстой в подметки
не годится. Толстой не понял этого и стал врагом Божиим. Все!
Гениальное просто. И таких прозрений у Розанова не счесть.
5) Скажут, св. Иоанн Кронштадский писал в дневнике: Господи, иссуши
руку писателя Розанова! Знаю. Писал. Я это читал. Но святой батюшка
из Кронштадта полжизни положил на борьбу с тем же Львом Толстым.
Внимание! Разве после этого и на этом основании исключать Толстого
из школьной программы? Разве книги его не экранизировать?
Разве можно теперь обойти молчанием эту целую эпоху в жизни
человеческого духа, с его падениями, пропастями, соблазнами? Эпоху,
по имени которой, нас весь мир узнает. О, нет. И падения великих
назидательны. И их ошибки показательны. И если только на Павла
Фивейского смотреть, то марш все в пустыню прямо сейчас, и не
сидите за мониторами.
6) Один из полюсов в русской религиозности — это
обскурантизм. Запретить! Наказать! На Соловки — псалмы петь!
На Валаам — камни носить! И это всегда за что-нибудь
второстепенное. Верблюда мы с удовольствием проглотим. Только бы
мошку за компанию не сглотнуть, иначе осквернимся. И об этом
Василий Васильевич умел ярко и точно сказать.
Если к полу вернуться, то вот Синявский написал «Несвоевременные
мысли». Тоже вроде о запретных темах, да откровенно. Но Синявский
на фоне Розанова это нашкодивший пацан, который после того, как
нашкодил, что-то там понял. А Розанов — мужчина. Без косой
сажени в плечах, правда, в очках даже, но мужчина. Его бы сегодня
сюда, в мир, где ни один глянцевый журнал без статьи о сексе не
обходится, где все кругом повернуты на «ине» и «яне», проникающих
друг в друга. Ох, он бы сказал тогда всем этим жрицам Астарты из
бомонда и евнухам из княжеских палат! Но не скажет. А другого
такого нет. Жаль.
7) Он любил Русь и любил Русскую Церковь. Но любящий не мирится
с тем, что есть. Ханжа мирится, бюрократ мирится, потому что любят
себя, а не Русь и не Церковь. Любящий ругается, кипятится, ворчит,
нервничает и обличает. Если мы любим Русь и ее Церковь, то обязаны,
просто обязаны прочесть, понять, через себя пропустить то, что
сказали и подумали; написали и предложили для обсуждения лучшие
люди Руси. Думающий взрослый человек мимо Розанова пройти не
сможет. А, остановившись, многое найдет. Хотя многое и отвергнет,
спорить не буду. Даже добавлю — справедливо отвергнет.
Хватит цифр. Я помянул его вместе с Фрейдом, поскольку Фрейд идею
Бога выводил из пола. А Розанов, наоборот, пол связывал с Богом.
Пол, говорил он, связан с Богом больше совести и ума. С этим не
надо спорить, потому что в споре с Тайной Тайна победит. Пол
— великая тайна. И Господь Иисус вынашивался во чреве,
проходил родовые пути, Ему перерезали пуповину, Его кормила грудью
(а не смесью) Пречистая. Все это выше ума, и это область
освященного пола.
Да и слова «отец» и «мать» не самые ли святые? А они ведь из
области пола и родовой жизни. Розанов это понимал, а мы нет. При
этом мы живем в самую порнографическую эпоху из всех, которые были
под солнцем. Солнце ныне не заходит над порнографией в быту и
теории, как некогда не заходило над Британской империей. И в это
время мы вешаем фиговые листочки и что-то там рассказываем в духе
«Низя-а-а. Ай-яй-яй».
Розанов связан с Фрейдом. Ницше связан с Достоевским. Дерзну
сказать, что Розанов лучше Фрейда (если слово «лучше» уместно
здесь), а Достоевский выше Ницше. Кто хочет анафематствовать
Розанова, пусть уж и Достоевского не щадит, потому как и его
цензура не жаловала. Достоевский такого наговорил, что в
допетровской Руси его бы семь раз расстреляли двумя перстами
крестящиеся бородачи. Но если вы от Достоевского откажетесь (или не
читали его, что вообще-то позорно для русского), то вы не
христианин вовсе. Так вот: Розанов — младшой браток Федора
Михайловича. Странненький, юродивый, но браток, причем —
родной.
Умерший в Лавре у Сергия, причащенный перед отходом, Розанов ждет
общего Суда и вряд ли нуждается в наших спорах о нем. Но мы
нуждаемся в комплексном знании о своей Родине и ее выдающихся
людях. Иначе мы не исправим ошибок истории, и будет далее то, о чем
писал Василий Васильевич. А он писал в частности и о том, что
Россия — это пустыня самохвальства и безразличия.
Здесь смерть гения не вызывает ни слез, ни удивления. Все
затягивается безразличием так же быстро, как ряской затягивается
поверхность болота, только что проглотившего сокровище. Весь ее
— России — человеческий набор чаще всего —
сонливый лентяй, да анархист с бунтарем, да одинокий святой,
убегающий прочь равно как от лентяев, так и от анархистов.
В общем, мне обидно доказывать невинность, оправдывать то, что не
требует оправданий и напоминать то, что и так должно быть все время
в памяти. Дескать: думайте, читайте, не спешите шашкой махать,
учитесь и на чужих ошибках, и на чужих успехах, пытайтесь понять
сегодняшний день, чтобы не впасть в иллюзии…
17 июля 2013г.